– Да.
Урфин не понимает. Он не несет ответственность за всех, поэтому ему кажется, что закон можно нарушать. Но это не так. Не для протекторов.
– Сегодня я слышал эхо. Сильное. Близкое. – Урфин не отвел взгляд. – В городе маг. И полагаю, что куда более умелый, чем я. Хаот не стал бы нарушать нейтралитет, значит, маг из незаконных. Будь осторожен, мой друг.
– Дядя?
– Уже в курсе. Велел тебя не отрывать от важных дел, но я подумал, что ты захочешь знать. Да и дела твои обождут… месяца этак с два. Если, конечно, не передумаешь.
Мне кланялись, кланялись, кланялись и снова кланялись. Кто все эти люди?
И где они были раньше?
И что им всем от нашей светлости надо?
Если только лицезреть, то пожалуйста, я даже улыбаюсь почти искренне. А местами весьма даже искренне, но эти места приходятся на собственные мысли, где лицезрением дело не ограничивалось. В общем, не важно. У нашей светлости оказалось множество подданных, которые жаждали выразить радость от случайной встречи с нами. А выражая, норовили преградить путь. Особо наглые тянулись к ручке, но руки я спрятала в рукавах, благо кружевные раструбы позволяли подобный финт.
С Кайя по замку ходить было легче. У него под ногами не путались.
– Позвольте… – Типчик в парике, из которого торчали розовые перья, словно невзначай коснулся локтя.
– Не позволю.
– Чего?
Похоже, здесь не принято было не позволять. Перья трепетали, парик искрился алмазной крошкой, а на носу типчика с трудом держались круглые очочки.
– Ничего не позволю, – повторила я и, вспомнив, добавила: – Из чистого самодурства.
– Госпожа!
Сколько страсти было в этом слове. И страсть эта вызывала весьма определенные ассоциации с кожей, ошейниками и плетьми.
– Госпожа занята. Приходите завтра. А лучше послезавтра. Еще лучше – совсем не приходите.
И прежде, чем он нашелся с ответом, я поспешила ретироваться. Благо дорогу помнила. Мои апартаменты… я уже соскучиться успела. По придворному гадючнику в том числе.
Глава 17
Леди, леди и леди
«Я рада, что теперь Чарльз навещает мою спальню реже, чем раньше. Сейчас мне приходится терпеть только два визита в неделю, и когда я слышу его шаги у моей двери, я ложусь в кровать, закрываю глаза, раздвигаю ноги и думаю о долге перед родиной».
Мои нежные кобры встретили меня дружелюбным шелестом юбок и стуком вееров, в котором мне почудился скрытый смысл. Дамы улыбались столь искренне, что я сразу заподозрила неладное. Но потом вспомнила, что им нелегко в очередной раз изменять вектор дружбы, и расслабилась.
– Мы рады видеть вашу светлость, – первой заговорила Ингрид все тем же сонным, слегка отрешенным тоном, в котором явно читалось, что видеть она меня вовсе не рада, но не из-за личной неприязни, а скорее из общей неудовлетворенности жизнью.
Или просто неудовлетворенности?
Что-то у меня мысли сегодня не в том направлении идут. И ведь знаю причину…
– Я тоже рада, – вежливо соврала я.
Леди Лоу стоит у окна вполоборота, предоставляя возможность оценить ее великолепный профиль. Она не выглядит огорченной или расстроенной, скорее уж задумчивой.
Платье лиловое, и цвет этот идет ее бледной коже. Очередной же парик – башня, украшенная живыми цветами, – настоящее произведение искусства. На шее ожерелье из опалов, на руках – тяжелые браслеты. Камни отсвечивают красным, и мне видится в том дурной знак.
Кайя прав, я должна с ней что-то сделать.
Отослать прочь?
Отругать? Я не нянька в детском саду и подозреваю, что ей глубоко плевать на то, что я скажу. Сумочкой по темечку соперницу бить в здешнем мире не принято. Пощечина? Унизительно, но прежде всего – для меня.
– Леди Лоу, – я старалась говорить спокойно, но вцепилась в собственные руки, а заодно поскребла ладонь, чтобы хоть ненадолго зуд унять, – мне хотелось бы побеседовать с вами. Наедине.
Будет лучше, если никто не увидит моего позора. Подозреваю, что за маской безмятежности леди Лоу скрывается желание послать меня в края неведомые известным пешим маршрутом. И вряд ли она откажет себе в исполнении этого желания.
Дамы выплывали, покачивая кринолинами. Плечи расправлены, подбородки словно по линейке выведены, руки полукругом, веера по форме… парад атласных гусынь, да и только.
Я присела – сидя проще сохранять иллюзию солидности, да и выше кажусь. А дальше что?
Леди Лоу, будьте так любезны, уберите руки от моего мужа, он мне и самой пригодится? Как-то это не в духе здешнего дома высокой культуры быта. Но леди сама начала беседу:
– Ваша светлость, – она присела в реверансе, почтительно склонив голову, – я умоляю вас о прощении. Я заслуживаю самого сурового наказания, но робко надеюсь на вашу снисходительность…
Наш суд – самый гуманный суд в мире.
– …я лишь исполняла волю отца, как и подобает послушной дочери.
Она не смела поднять на меня взгляд, а я, созерцая тонкую шею с бледной кожей и синей ниточкой артерии, думала, что леди Лоу талантлива. И эта игра может длиться бесконечно. А я не готова сражаться на ее условиях.
– Я слышала вас вчера, – ответила я. – В саду. По-моему, вашего отца там не было.
– Вы откровенны. Так принято в вашем мире? – Она все-таки поднялась и сцепила руки, словно в молитве. К прежней безмятежности добавилась нотка презрения.
– Принято по-разному. Я откровенна. Я не хотела подслушивать, но так получилось. И поэтому нам нет смысла играть друг с другом.
– Смысл игры – в игре.
Ее платье отливало на солнце то синим, то сизым. Опалы мерцали. На левой щеке чернела бархатная мушка.
– Я надеялась, что все еще может измениться. – Леди Лоу коснулась мушки сложенным веером, словно желая спрятать от меня этот кусочек ткани. – Отец твердил, что мое место – рядом с их светлостью. А я не привыкла возражать отцу…
Что-то об этом я уже слышала от Урфина.
– И да, ваша светлость, – в ее исполнении титул звучал насмешливо, – я также думаю, что мое место – рядом с их светлостью.
– Вы его любите?
– Что? – Она удивилась. – При чем здесь любовь?
Ни при чем. Но Кайя ее не любит, и этому я рада. Конечно, он и меня не любит – не надо путать эмоции с хорошим воспитанием, – но над решением данного вопроса наша светлость еще подумает.
– Замуж выходят не из-за любви. – Леди Лоу присела на скамеечку. Как у нее получается присаживаться, оставаясь изящной? И даже складки на ткани образуют рисунок, который подчеркивает хрупкость моей соперницы. – Женщина нужна для продолжения рода. А также чтобы скрепить связь между домами. Мой род не менее древний, чем род Дохерти. И не уступает богатством.
Которое зарабатывается через постель очаровательной леди. Надо полагать, бедняжка трудилась, не смыкая ног.
Спокойно, Изольда. Не дай себя вывести. Она же этого и добивается. И смотрит прямо, с вызовом, который я пока не могу принять – силенок не хватит.
– Это была бы хорошая сделка. Но вы ее разрушили. Попробуйте встать на мое место, Изольда. Я не оправдала ожиданий моего отца.
Попробую. Родословная как у арабской кобылы. И экстерьер в рамках местных понятий совершенства. Золотой запас опять же. А тут я… это даже не снег на голову – надгробная плита на темечко.
И договор развернутой эпитафией.
– Но вам не следует беспокоиться, милая Изольда. Сегодня их светлость ясно выразил свои намерения.
– До свадьбы еще есть время передумать.
И вот зачем я это сказала? Определенно, иногда хочется пришить язык к губам.
– О, в таком случае Кайя Дохерти станет первым в роду, кто нарушит слово.
Отрадно слышать. Но леди Лоу не остановилась на сказанном.
– Знаете, я вам даже сочувствую.
Веер в руке раскрылся и закрылся, совершенно беззвучно, покорный движению тонких пальцев леди. Поворот, и мне становится видна золотистая изнанка, но лишь на миг. И снова белое крыло внешней стороны. У вееров тоже есть свой язык, который я не понимаю.